Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но всему приходит конец. Кадав со вздохом дотянулся, снял с вешалки пушистую полосатую, красная с желтым, простыню, завернул в нее свою Праки и унес на кровать, шлепая по шикарным коврам в мокрых ботинках. Он, старательно промокая, вытер Надежду, так и не открывшую глаз, отшвырнул мокрую простыню и по самый подбородок укрыл Рэллу Тальконы одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон.
Горничная быстро подхватила простыню, собираясь уносить.
— Мне срочно нужен кипяток, мед и парочка — троечка плодов ракта.
— Да, Праки! — горничная быстро выскользнула из номера.
Кадав, пользуясь минутной передышкой, разулся, снял брюки, тщательно отжал их через полотенце и снова, (ничего не поделаешь!), надел. Накинул на голые, зябнущие плечи большое теплое полотенце. И только сейчас вспомнил, что не удосужился сообщить в Талькдару. Еще пару секунд он размышлял, кому же именно сообщать, но потом решительно набрал позывной Алланта.
Неудивительно, что Император отозвался сразу же.
— Ваша Мудрость! Рэлла Надежда прибыла в Каредду. Все в порядке.
— Да я вам головы оторву! Как вы, идиоты, позволили ей такое! А почему сама она предпочитает молчать? — И сразу же тон из грозного стал почти испуганным. — Ей плохо? У нее сброс?
— Нет, Ваша Мудрость, Рэлла Надежда отдыхает. Приняла душ и спит. Она просто устала. Я все сделал по ноль второму коду. И наружная и внутренняя охрана обеспечена.
— Хорошо. — И, угрожая, пообещал: — Но вы мне еще за это ответите!
В это время горничная принесла все, что он просил. Кадав кивком велел поставить поднос на столик у кровати и полушепотом приказал:
— Собери одежду в душе. К утру постирать и высушить!
Горничная кивнула и удалилась.
Изящным серебряным ножом, на удивление довольно острым, он разрезал плоды пополам и, сжимая в кулаке, выдавил в стакан густой розоватый сок. При одном только его виде и запахе рот немедленно переполнился слюной. Ракта сама по себе кисловато — горькая, но, если добавить побольше меду, получается вполне приятный на вкус, тонизирующий и очень быстро восстанавливающий силы напиток. Кадав смешал все компоненты, попробовал с ложечки, не горячо ли.
Подоткнув под спину еще пару подушек, он усадил Надежду и стал с ложечки поить ее. Просыпаться она категорически отказывалась, пыталась отворачиваться, недовольно мычала, не открывая глаз, и называя телохранителя именем мужа. Но Кадав был настойчив и не упокоился до тех пор, пока не выпоил ей весь стакан. После чего поменял влажную подушку и еще подумал, что волосы ей желательно бы посушить феном. Но у него самого сил на это уже не было, а доверить кому — то свою Рэллу он не мог.
— Альгида, зараза! Чтоб ей провалиться со своей морской болезнью!
Проникнув рукой под одеяло, он осторожно прикоснулся к узкой изящной ступне. Ноги его Праки были вполне теплыми. И то хоть ладно!
Кадав накрошил в стакан полувыжатые плоды вместе со шкуркой. Залил кипятком, подсластил медом и с наслаждением выпил.
После чего выглянул в коридор. Охранники в полицейской форме присутствовали как у двери, так и на входе в коридор.
Удовлетворенно кивнул, запер дверь на ключ и погасил верхний свет в спальне. Потом подтащил к дверям объемистое и мягкое кресло, залез в него с ногами, закутался в покрывало и мгновенно заснул, держа леггер на коленях.
Проснулся как от удара. Прислушался. Все тихо. Подошел, наклонился к кровати. Прислушался к ровному дыханию спящей. На всякий случай, проверяя, прикоснулся губами ко лбу. Температуры, кажется, нет. Но после такого купания немудрено и (упаси, Защитница!) простудиться. Он просыпался так еще раза три, методично проделывая те же действия, и вновь возвращался на свой пост.
Он все бы на свете отдал за то, чтобы эта устало спящая женщина была бы ему ровней. Кадав даже головой крутанул от этих мыслей. Посланница. Рэлла. Праки… И в то же время молодая, невероятно красивая, нежная, отчаянная… мечта. О, Небо!
В четвертый раз его разбудил стук в дверь. Негромкий, но требовательный.
Кадав, отшвыривая покрывало, метнулся за косяк, и, еще не успев, как следует, проснуться, и сдернул предохранитель леггера. Ладони мгновенно вспотели.
— Вот оно! Проспал! Кто-то профессионально и бесшумно сумел миновать все наружные и внутренние посты охраны. Но сюда, в Ее спальню… только через мой труп!
Стук повторился. Уже почти совсем рассвело.
Стараясь придать голосу должную требовательность и суровость, спросил вполголоса:
— Кто?
— Кадав, открой.
— Кто? (тон еще строже.)
— Это я, Бакет. Праки Аллант здесь.
Отлегло.
Но, прежде чем открыть замок, он еще несколько секунд стоял у стены, закрыв глаза и запрокинув голову. Колени дрожали.
Аллант с порога строго глянул на замершего телохранителя жены.
— Что это за вид!? — негодующе, но все же негромко. И было из-за чего. Кадав стоял босиком, в одних только мятых, даже на вид влажных брюках. Но зато с леггером наизготовку.
— Так мокрое же все, Ваша Мудрость… К утру обещали выстирать и высушить…
— Разбаловался! — И тут же спросил: Как Надежда?
— Рэлла Надежда спит.
— А почему ты один?
— Бернет ранен. Рэлла Надежда оставила Альгиду присмотреть за ним. Если она сама в состоянии передвигаться. У нее морская болезнь.
— Обнаглели! А кто же был с Надеждой?
— Я, Ваша Мудрость. И наружная охрана.
— Хорош! — недоверчиво смерил его взглядом Аллант и добавил, уже более миролюбиво. — Все, можешь быть свободен. Иди. Спи.
— Но Ваша Мудрость… — осмелился возразить Кадав. — А кто останется охранять?
— Ты моим телохранителям на сегодня свою Праки доверить можешь? (сказано с почти явной беззлобной усмешкой).
— Да, Ваша Мудрость!
— Тогда отправляйся. Разбираться с вами будем дома.
После всех этих событий Аллант, до большого, разругался с Надеждой и, с сочувственного одобрения Праки Милреды, продержал жену в постели целых три дня. И, естественно, отобрал полуразбитый «Бриз», который жители Каредды к утру доверху закидали цветами. Но клятвенно обещал вернуть после родов.
Теперь разрешенная для свободного передвижения территория ограничивалась пределами дворцового комплекса, включая сад и прилегающие окрестности. И абсолютно все, включая личных телохранителей и Альгиду, были на стороне Алланта. Он даже не разрешил ей самой полечить Бернета, отправив раненого телохранителя лечиться домой, чтобы не провоцировать Надежду.
Она тяжело переносила вынужденное заточение. Стала непривычно обидчивой и раздражительной и стремительно раздавалась в талии.
Особенно заметным это оказалось для Бернета, который вернулся во дворец после сорокадневного лечения.
Бернет приступил к своей любимой работе как раз накануне одного примечательного события.
Император Тальконы Его Мудрость Аллант был (Впервые
